|
Спец
Регистрация: 27.11.2008
Возраст: 45
Пол: Мужской
Локация:
Сообщений: 734
Вес репутации: 25
|
Цитата:
Сообщение от Зеркало
И не надейтесь.
|
Цитата:
На самом же деле, если человек не утаивает грехи сознательно, если исповедь приносится им искренне, чистосердечно, с намерением исправиться, ему прощаются все грехи: и те, которые он назвал, и те, о которых забыл, и те, которые он сам в себе не замечает. Однажды на лекции в Московской духовной семинарии я высказал эту мысль - о том, что грехи на исповеди или все прощаются, или все не прощаются, а третьего (то есть какого-то частичного, неполного прощения) не дано. Один семинарист очень резко возразил мне, сказав, что он «поднимет творения всех Святых Отцов», чтобы доказать обратное, а именно, что прощаются только названные на исповеди грехи. Он полгода работал в библиотеке, а потом пришел ко мне и сказал: «Вы были правы: прощаются все грехи».
Источник (внешка): http://www.duhovnik.ru/main/ispoved?id=163
Читать дальше: Об исповеди и покаянии
Вы – свет мира.
Великий пост - время, когда мы задумываемся о прожитой жизни, подводим итоги. В Великий пост даже те, кто редко посещает храм, приходят на исповедь, чтобы примириться с Богом и с собственной совестью. И в эти дни поста необходимо задуматься, в чем смысл покаяния и как нужно приступать к исповеди.
От многих людей приходится слышать примерно следующее: «Годами прихожу на исповедь, годами называю одни и те же грехи, и ничего в моей жизни не меняется». Так, конечно, происходить не должно: что-то должно меняться в нашей жизни после каждой исповеди. Закон духовной жизни таков: человек никогда не стоит на месте - он идет или вперед, или назад. Если мы не приближаемся к Богу, значит, мы от Него отдаляемся, если не становимся лучше, значит, становимся хуже. И покаяние нужно нам, чтобы вновь и вновь возвращаться на путь, ведущий к Богу.
«Покаяние» - это славянский перевод греческого слова «метанойя», буквально означающего «перемена ума», «перемена образа мыслей». Покаяние - не просто раскаяние. Иуда, предав Господа, впоследствии раскаялся, но покаяния не принес. Он сожалел о том, что сделал, но не нашел в себе сил ни испросить прощения у Господа, ни чем-то добрым исправить то зло, которое совершил. Он не сумел переменить свою жизнь, вступить на путь, на котором мог бы загладить прежние грехи. В этом отличие между ним и апостолом Петром: тот отрекся от Христа, но всей своей последующей жизнью, подвигом исповедничества и мученичества доказал свою любовь к Богу и тысячекратно искупил свой грех.
Каждый раз, когда мы вступаем в Великий пост, когда на богослужении слышим покаянные молитвы и песнопения, мы должны подумать о том, как нам переменить свою жизнь и как сделать, чтобы раскаяние за прожитые годы не было бесплодным, но чтобы оно приносило реальные плоды в нашей христианской жизни.
Покаяние необходимо всякому христианину. Оно - дар, который от Бога дан человеку, запятнавшему грехами белоснежные одежды крещения. «Ибо после того, как мы крестились, - пишет преподобный Симеон Новый Богослов, - мы уклоняемся к дурным и постыдным делам и, хотя совершенно отбрасываем даже само освящение, тем не менее покаянием, исповедью и слезами соответственно получаем сначала отпущение согрешений и, таким образом, освящение вместе с благодатью свыше». Вслед за Иоанном Лествичником, преподобный Симеон называет покаяние вторым крещением: «В первом крещении, - говорит он, - вода преднаписует слезы, а миро помазания предзнаменует умное миро Духа. Второе же крещение есть уже не образ истины, но сама истина».
Кто-то из нас принял крещение в младенчестве, кто-то в юности, кто-то в зрелые годы, а кто-то и в старости. Но у всех нас есть одно общее: мы не сохранили обеты, данные при крещении нами или нашими восприемниками от нашего имени. Крещение было нашим заветом с Богом, но мы этот завет нарушили. Бог всегда оставался верен нам, мы же многократно оказывались неверны Ему. В этом и должны мы приносить покаяние.
Покаяние - нечто гораздо более серьезное и цельное, чем просто попытка увидеть собственные недостатки. Покаяние - это обращение нашего ума к Богу. Когда мы приходим на исповедь, недостаточно только перечислить грехи - те, которые приведены в вечерних молитвах. Читая эти молитвы, мы сознаем, что во всех названных там грехах мы в той или иной степени виновны. Но исповедь должна заключаться не в том, чтобы мы перечислили свои грехи и на этом успокоились. Во время исповеди нужно найти в себе силы встать лицом к лицу с Богом, поставить себя перед правдой Божией, перед судом любви Бога милосердного.
Готовясь к исповеди, полезно перечитать Нагорную проповедь Спасителя (Мф. 5:3 - 7:27), чтобы понять, насколько мы далеки от того жизненного идеала, который дает нам Господь - даже не идеала, а нормы, ибо слова Христовы - это норма христианской жизни. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». Но разве мы достигли нищеты духовной - того богоподобного смирения, которое требуется от каждого христианина? «Блаженны плачущие, ибо они утешатся». Разве плачем мы о грехах наших, разве есть у нас искреннее покаяние? «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю». Разве достигли мы этой богоподобной кротости? И так нужно вспомнить все Заповеди Блаженства и сверить с ними свою жизнь.
Потом нужно посмотреть, о чем Господь говорит далее в Нагорной проповеди. «Вы - свет мира». Являемся ли мы светом мира, или свет наш настолько помрачен, что люди отворачиваются от нас? «Вы - соль земли». Являемся ли мы солью земли? Или, наоборот, мы - «медь звенящая и кимвал звучащий» (1 Кор. 13:1)? А об отношении к ближним нашим: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними». Разве так мы поступаем? Разве не ждем мы от людей большего по сравнению с тем, что сами даем им?
Затем следует вспомнить Молитву Господню - прошение за прошением. Святится ли в нас Имя Бога, или наоборот, делами своими мы непрестанно оскорбляем Его? Ожидаем ли мы Царствия Божия? Готовы ли подчинить свою волю Божией воле, или своя нам дороже? Принимаем ли мы «хлеб насущный», Хлеб жизни - Тело и Кровь Спасителя? Оставляем ли мы долги должникам нашим? Так, ставя себя перед лицом правды Божией, будем готовиться к исповеди.
Один православный священник записал в дневнике, что Господь дает ему переживать каждую исповедь как катастрофу. Настоящая исповедь должна переворачивать всю нашу душу. Исповедь никогда не должна превращаться в формальность; ее нельзя воспринимать как «билет на Причастие». Исповедь - это таинство само по себе, таинство нашего воссоединения с Богом, от Которого мы из-за грехов наших отпали.
Но как в немногих словах сказать то самое важное, что отделяет нас от Бога? Очень часто приходящие на исповедь думают, что чем больше они скажут, тем лучше. В таком случае исповедь превращается в многословный рассказ человека о своих деяниях - с подробностями, которые иногда вовсе не относятся к делу. Не следует забывать о том, что многие люди одним только словом стяжали Царство Небесное. Мытарь, который молился, ударяя себя в грудь, произносил одну только фразу: «Боже, милостив буди мне грешному». И разбойник благоразумный на кресте сказал Господу всего несколько слов: «Помяни мя, егда приидеши во Царствии Твоем». И оба были оправданы Господом. Как видим, им не понадобилось много слов. Вообще многословие излишне как на исповеди, так и на молитве, потому что Господь заранее знает все, что мы можем сказать Ему. И Он не столько слушает наши слова, сколько вслушивается в движения нашего сердца и ума. Дело в конце концов не в словах, а в том, чтобы мы пришли к Богу с сокрушенным сердцем и чтобы исповедь духовно переродила нас.
Часто на исповеди говорят не о своих грехах, а о грехах других людей: зятя, свекрови, тещи, дочери, сына, родителей, сослуживцев, соседей. Иногда священнику приходится выслушивать истории со многими действующими лицами, с рассказами о грехах и недостатках родственников и знакомых. Все это к исповеди не имеет никакого отношения, потому что за свои грехи наши родственники и знакомые будут отвечать сами, за наши же грехи придется отвечать нам. И если у кого-то из нас не складываются отношения с родственниками, сослуживцами, соседями, то надо, готовясь к исповеди, задать себе вопрос: в чем моя вина; чем я согрешил; что я мог сделать, чтобы ситуация изменилась к лучшему, но не сделал? Всегда нужно прежде всего искать свою вину, а не винить ближних.
Некоторые воспринимают исповедь как возможность пообщаться со священником, задать ему вопросы и получить на них ответы. Каждый священник подходит к исповеди по-своему: один считает своим долгом всякий раз дать полезный совет исповедующемуся, другой предпочитает слушать исповедь молча и лишь в особых случаях нарушает молчание. Важно помнить, что исповедь - это не собеседование со священником, а предстояние перед Богом. Самое главное, что может произойти в исповеди, это наша встреча с Богом. А за советом можно обратиться к священнику и вне рамок исповеди.
Иногда люди приходят на исповедь, чтобы пожаловаться на жизнь. Что-то в жизни не сложилось, постигла неудача, и человек приходит к священнику, чтобы сказать, как ему трудно. Надо помнить, что священник - это не врач-психотерапевт, а храм - не то место, куда нужно приходить с жалобой. Конечно, священник в каких-то случаях должен выслушать, утешить, ободрить, но нельзя сводить исповедь к психотерапии.
Иногда человек приходит на исповедь, чтобы поспорить с Богом, заявить о том, что Бог недостаточно чуток к нему, мало заботится о нем, что Бог ему чего-то недодал. Некоторые на исповеди жалуются на отсутствие ощутимого благодатного присутствия Божия в их жизни. Наверное, стоит, готовясь к исповеди, подумать о том, что не Бог оставляет нас, но мы оставляем Его. Если в нашей жизни присутствия Божия слишком мало, в этом виноват не Бог: виноваты мы сами, потому что не сделали все возможное, чтобы приготовить дом своей души к вселению в него Бога.
Приходя на исповедь, люди иногда пытаются перечислить все возможные свои грехи, в том числе и самые незначительные («съела шоколадку в постный день», «постирала носовой платок в воскресенье» и т. п.), думая, что если что-то не будет названо, оно не будет прощено. Но совершенно очевидно, что перечислить все наши грехи мы все равно не в силах: мы всегда скажем лишь немногое из многого. На исповеди нужно говорить о главном - о том, что отделяет нас от Бога.
Есть, кроме того, вещи, которые мы в себе не замечаем. Есть и грехи, которые мы забыли. Не надо думать, что подобного рода незамеченные или забытые грехи, не названные на исповеди, не прощаются нам Богом. Сегодня существует мнение о том, что прощаются якобы только те грехи, которые человек называет на исповеди, а остальные тянутся за грешником, словно некий постоянно увеличивающийся шлейф, от одной исповеди до другой. Некоторые священники даже стали в разрешительной молитве вместо «прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих» говорить «прощаю и разрешаю тя от всех исповеданных грехов твоих». После такой исковерканной разрешительной молитвы человек уходит неудовлетворенным, растерянным; у него не возникает чувство примирения с Богом, потому что ему внушается, будто с Богом вообще невозможно примириться, будто Бог накапливает «компромат» на человека, чтобы затем предъявить ему иск на Страшном суде.
На самом же деле, если человек не утаивает грехи сознательно, если исповедь приносится им искренне, чистосердечно, с намерением исправиться, ему прощаются все грехи: и те, которые он назвал, и те, о которых забыл, и те, которые он сам в себе не замечает. Однажды на лекции в Московской духовной семинарии я высказал эту мысль - о том, что грехи на исповеди или все прощаются, или все не прощаются, а третьего (то есть какого-то частичного, неполного прощения) не дано. Один семинарист очень резко возразил мне, сказав, что он «поднимет творения всех Святых Отцов», чтобы доказать обратное, а именно, что прощаются только названные на исповеди грехи. Он полгода работал в библиотеке, а потом пришел ко мне и сказал: «Вы были правы: прощаются все грехи».
Но, как уже было сказано, условием полного прощения является чистосердечность и искренность исповеди, решимость исправиться и начать новую жизнь. Если человек на исповеди утаивает грехи, или если вся его исповедь сводится к пустой формальности, или если он говорит лишь о грехах прочих людей, в таком случае таинство профанируется. Иначе говоря, таинство в таком случае вовсе не происходит, потому что не происходит в человеке та перемена ума, которая должна сопутствовать исповеди.
Даже если мы приходим на исповедь часто, например, раз в неделю, мы не должны относиться к этому таинству как к какому-то будничному, повседневному событию. Каждая исповедь - это событие исключительно важное для нашей духовной жизни, потому что на исповеди Бог дает нам возможность еще до Страшного суда несколько минут побыть на Страшном суде и осудить самих себя до того, как мы будем осуждены кем-то другим: людьми ли, которых мы обидели, Богом ли, Которого оскорбили своими грехами. Страшный суд станет тем моментом, когда внезапно откроется все, что мы сейчас в себе не видим, когда вся грязь, которую мы в себе накопили, вдруг обнаружится. Более того, Страшный суд станет моментом, когда приносить покаяние будет уже слишком поздно, потому что покаяние имеет смысл только тогда, когда мы свою жизнь можем исправить, когда совершённое зло можем загладить добром. И в таинстве исповеди дается нам возможность пережить - пусть хотя бы на краткий миг - опыт предстояния на суде Божием, когда мы остаемся один на один с Богом. Священник же в данном случае - только свидетель, ходатай за нас перед Богом.
Чтобы знать, о чем нужно говорить на исповеди, очень важно от одной исповеди до другой следить за собой. Каждое утро, просыпаясь, мы должны подумать, что готовит нам предстоящий день, и помолиться о том, чтобы провести этот день достойно. В течение всего дня надо стараться представлять себя перед судом Божиим, сверять свою жизнь с Евангелием, в частности, с Нагорной проповедью и другими словами Христа, со всем тем, что мы слышим в храме всякий раз, когда приходим туда. Каждый вечер мы должны окинуть духовным взором прошедший день и вспомнить, какие из наших поступков были достойны Бога, а какие - нет. И за все хорошее, что мы сделали, надо поблагодарить Бога, сознавая, что без Его помощи ни одно доброе дело не делается: если нам удалось совершить что-то хорошее, то в этом заслуга не наша, а Божья, ибо «от Господа стопы человека исправляются». А за все плохое, что мы совершили, укорим себя и принесем покаяние.
Такого рода исповедь один на один с Богом мы должны приносить Ему каждый день. Это то самое «исповедание грехов повседневное», которым завершаются вечерние молитвы, содержащиеся в Молитвослове. Может быть, лучше приносить покаяние своими словами, а не просто перечислять написанные в Молитвослове грехи. Встать перед Богом и сказать честно, серьезно, ответственно: «Господи, сегодня я сумел сделать то-то и то-то, а вот того-то и того-то не сделал. За доброе благодарю Тебя, а в дурном каюсь и прошу прощения».
Если человек будет ежедневно каяться подобным образом, у него не будет возникать вопрос, что сказать на исповеди. Бывает ведь, что и так говорят: «Батюшка, не знаю, что и сказать, живу, как все, особых грехов у меня нет, никого не убивала. Грехи, конечно, есть - кто же в наше время без греха? - но они повседневные, в основном всякие мелочи». Если человек говорит так, значит, он духовно слеп. Такому человеку надо молиться словами преподобного Ефрема Сирина: «Господи, даруй ми зрети моя прегрешения». На самом деле в духовной жизни нет мелочей: всякий грех отделяет нас от Бога, даже, казалось бы, самый незначительный.
На эту тему есть хороший рассказ в «Древнем Патерике». Некоего старца посетили монахи: у одного из них был один тяжкий грех, а у других было много мелких грехов. Старец сказал тому человеку, у которого был один тяжкий грех: «Пойди на берег реки, найди там большой камень и принеси его сюда». Тот нашел большой камень и с большим трудом принес его к старцу. Потом старец сказал ему: «Теперь пойди и положи этот камень на то самое место, где он лежал». Конечно, монаху не составило особого труда найти то место, где лежал большой камень. А тем, у кого были мелкие грехи и кто считал, что они живут, как все, потому что ничего особенного не сделали, никого не убили, старец сказал: «Пойдите, наберите мелких камешков на берегу». Когда же они принесли камешки, он сказал: «Теперь пойдите и положите каждый камешек на то место, где он лежал». И монахи, естественно, не могли вспомнить, где лежали камешки. Так случается, что человеку, совершившему один великий грех, проще навести порядок в своем внутреннем хозяйстве, чем тому, кто совершает множество «мелких» грехов.
По сути, вся наша греховная тьма как раз и состоит из таких мелких грехов, которыми наполнена наша жизнь, - из мелкой лжи, мелкого воровства, мелкого лукавства, мелкой злобы. Иногда мы думаем, что это даже и не грехи, а лишь «отдельные недостатки». Но исповедь - это не тот момент, когда мы должны оглядываться на других и сравнивать себя с ними: лучше ли мы их, хуже ли, или как все. Фарисей оглядывался на других и думал, что он лучше многих. А мытарь не оглядывался ни на кого - он лишь всматривался в глубины своей души и сокрушался перед Богом. Может быть, в чем-то мы и лучше других, но не об этом должна идти речь на исповеди. Мы должны говорить о том, в чем мы согрешили против правды и любви Божией, потому что именно об этом мы будем спрошены на Страшном суде.
Итак, Великий пост - это время, когда у нас есть возможность пересмотреть и изменить свою жизнь, когда мы можем примириться с Богом и ближними. И примирение это наступает благодаря не словесному лишь исповеданию нашей греховности, а тем делам, которые мы противопоставим прежним грехам. Не случайно в песнопениях Великого поста говорится: «Постящеся, братие, телесне, постимся и духовне: разрешим всякий соуз неправды... всякое списание неправедное раздерем, дадим алчущим хлеб, и нищия безкровныя введем в домы...» Именно в этом заключается истинное покаяние. Ибо если мы на исповеди каемся в том, что не подаем милостыню, а потом, выйдя из храма, проходим мимо нищего, то в чем был смысл исповеди? И если мы исповедуемся в том, что ссоримся с близкими родственниками, а, вернувшись домой после Литургии, опять с ними ссоримся, то ради чего мы исповедовались?
На исповедь мы должны приходить с желанием и решимостью избавиться от грехов. Конечно, будучи реалистами, мы понимаем, что невозможно сразу избавиться от всех грехов, что иногда требуются годы, чтобы перебороть даже незначительную греховную наклонность. Но от этого у нас не должны опускаться руки. Каждая исповедь - это новый шанс, новая возможность пересмотреть свою жизнь и начать ее заново, поставив себя перед лицом Бога и сказав Ему: «Господи, я пришел к Тебе с покаянием, но не знаю, хватит ли у меня сил побороть эти мои грехи и недостатки; впрочем, идеже хощет Бог, побеждается естества чин - там, где Тебе угодно, могут происходить сверхъестественные события. И если Савл мог стать Павлом и Мария Египетская из блудницы могла превратиться в святую, то почему я не могу исправиться?»
Преподобный Серафим Саровский говорил, что вся разница между великим святым и великим грешником заключается в решимости. Святой - это грешник, который решился на то, чтобы исправить свою жизнь, и пошел по этому пути. Никогда в жизни человеческой не бывает абсолютной святости и абсолютной греховности: бывает лишь какая-то степень удаленности от Бога или приближенности к Богу. В этом смысле каждый человек - и святой, и грешник - находится на пути к Богу, только один уже приближается к цели, а другой еще далек от нее.
Но предела у этого пути нет, так же как нет предела совершенству. «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный», - говорит Господь (Мф. 5:48). И мы должны каяться в своем несовершенстве, в том, что жизнь наша так далека от евангельского идеала. Именно для такого покаяния и дан нам Великий пост.
Вопросы и ответы
-Насколько связаны между собой исповедь и Причастие?
- Исповедь и Причастие - это два самостоятельных таинства, которые литургически никак не связаны одно с другим. Кстати, я думаю, что литургическое выражение тех или иных таинств - ключ для понимания многого из того, что в них происходит. Возьмем Крещение и Миропомазание: мы привыкли говорить о них как о двух таинствах, но реально Миропомазание совершается вместе с Крещением, одно не отделяется от другого, человек крещается и миропомазуется одновременно. В других христианских конфессиях эти таинства разделены; например, в Римско-католической Церкви Миропомазание совершается отдельно и заключает в себе совершенно иной смысл, чем у нас: это Миропомазание как конфирмация, подтверждение того, что юноша или девушка достигли сознательного возраста. Но в Православной Церкви Крещение и Миропомазание - это по сути одно таинство. Напротив, Евхаристия и исповедь - два разных таинства, а потому нельзя говорить о непременной зависимости Причастия от исповеди.
С другой стороны, практика исповеди перед Причастием существует в Русской Православной Церкви в течение долгого времени, хотя ее нет и не было в Греческой Церкви. Я думаю, что сама по себе эта практика очень важна, потому что перед Причастием человек должен как-то очиститься, осознать свои грехи, примириться с Богом, с ближними. Вспомним слова Христа: «Прежде помирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой к жертвеннику» (Мф. 5:24). Исповедь - это момент примирения, а Евхаристия - тот момент, когда человек идет принести дар свой к жертвеннику.
-Как часто нужно исповедоваться?
- Исповедоваться нужно регулярно - думаю, не реже, чем раз в месяц. Некоторые исповедуются и раз в неделю. Важно только, чтобы исповедь никогда не проходила формально, чтобы она не сводилась, по словам отца Александра Шмемана, к получению «билета на Причастие». Некоторые идут на исповедь лишь для того, чтобы их допустили к Причастию. Это неверно. Исповедоваться нужно для того, чтобы осмыслить свои прегрешения и покаяться, чтобы объективно взглянуть на себя и изменить свою жизнь.
azbyka.ru (внешка)
Епископ Иларион Алфеев
|
Цитата:
Есть много таких грехов, в которых человеку приходится каяться постоянно, особенно связанных с нашей гордыней, обидчивостью, уязвленным самолюбием. Ты вроде и покаялся, что обиду простить не можешь, и очень хочешь из своего сердца это изжить, как-то по-настоящему исцелиться, но сразу не полуается.
Часто люди говорят в смущении: «Ну, зачем я буду приходить на исповедь с одним и тем же грехом?» А на самом деле если человек духовно с напряжением живет и трудится над собой, если он прилагает много сил, а грех в нем остается, то это уже не тот грех. Наше покаяние постепенно лишает грех власти над нами.
Источник (внешка): http://www.duhovnik.ru/main/ispoved?id=233
Человеколюбие Божие — беспредельно
Читать дальше:
Борющиеся будут спасены
Нет неправды у Бога. Бог не оставит неисполненным того, что Он предоставил исполнить Себе, когда исполним то, что мы обязаны исполнить.
Прп. Макарий Великий
Если понятно, что исповедь - не разговор со священником, а приход к Богу, то и самим исповедником она должна восприниматься не как возможность получить совет и утешение у священника, даже очень хорошего и мудрого, а как возможность прийти прежде всего ко Христу и как его собственный духовный труд. Как говорят святые отцы, Бог спасает нас, но не без нас.
Очевидно, что Таинство покаяния может совершаться по-разному в зависимости от обстоятельств жизни человека. Человек может каяться перед священником, у которого есть епитрахиль и есть требник, но Таинство может совершаться и вне храма (как это было во время гонений), и без епитрахили, и без креста и Евангелия. Для самого Таинства покаяния нужно только покаяние, и больше ничего. Даже если все присутствует - и грешник, и священник, и епитрахиль, и храм, и требник, и крест, и Евангелие, - и прочтены все молитвы, и на голову грешника накинута епитрахиль, и сказано «прощаю и разрешаю», Таинство может не произойти.
А как же происходит Таинство покаяния? Как мы уже говорили, это одно из самых таинственных Таинств. Все в нем неизреченно, неописуемо и неизъяснимо, и есть только определенная форма, которая дает нам возможность осознанного участия в нем. Потому что если мы не можем описать, как Господь словом мир сотворил, то и как Господь новотворит человека тоже описать невозможно.
Часто человек находит для себя компромиссный вариант покаяния, как раз тот, который можно описать словесно, который можно сформулировать, как Таинство, пригодное для учебника покаяния по вопросно-ответной системе. Кающийся приходит на исповедь и перечисляет свои грехи, священник ему отпускает эти грехи, и человек от своих грехов освобождается. В таком случае Таинство исповеди становится ординарным событием, происходящим у людей время от времени в течение определенных периодов жизни. Наступает пост, человек идет на исповедь, причащается святых Христовых Тайн... Пост проходит, человек живет дальше до следующего поста, до следующего Причастия, до следующего покаяния. К величайшему сожалению, сейчас Таинство покаяния существует в сознании многих людей как отдельная треба, которая совершается многократно, когда они испытывают в ней нужду.
Сделав для себя исповедь «Таинством многоразового использования», наше сознание и живет от исповеди до исповеди. Если мы не научились осознавать и выстраивать свою жизнь, как единый непрерывный путь к Богу, она становится прерывистой, случайной, когда человек не живет покаянием, а лишь иногда приходит на исповедь и кается. Но нельзя отделить Таинство покаяния от самого пути покаяния. Где совершается Таинство покаяния? Когда? На каком этапе исповедь становится движущей силой?
Для человека, который живет покаянием, исповедь каждый раз совершается по-новому, не так, как совершалась прежде. Это не всегда осознается, но это так. И каждый раз она требует особенного, личного подвига. Не только помощи Божией, но и человеческого подвига и человеческой решимости в борьбе со грехом.
С одной стороны, мы знаем, что Бог обладает всеведением, Ему открыта судьба человека еще до его рождения, существо человеческое от Бога не утаено. Но, с другой стороны, человеку дана свободная воля, человек сам собой распоряжается, и Господь никаким образом не может потревожить свободу человека. Такие образы Он Сам дает нам в Своем воплощении. Он рождается, как Младенец, Которого Матерь Божия пеленает пеленами, связывает по рукам и ногам. Он приходит в мир Богом, и с самого начала связан в своих действиях, не свободен, если хотите. Слово, может быть, не совсем соответствующее природе Божества, но оно еще раз потом определяется, когда мы видим Христа, сидящего у Пилата в темнице, связанного по рукам и ногам, несвободного, заключенного людьми. Мы знаем, что Бог совершенно свободен, Он так и говорит Петру, который пытается Его защищать от стражников в Гефсиманском саду: Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? (Мф. 26,53). У Него есть свобода защищаться, но Он связывает Себя Собственной волей, чтобы человеческая свобода торжествовала даже таким образом.
Поэтому если каждый человек и предопределен ко спасению, это не значит, что каждый будет спасен. Промысл Божий о каждом человеке в том, чтобы он осуществил свое изначальное сыновство в Боге. Но осуществить его дано только тем, кто употребляет для этого свою свободную волю, желает отечества в Боге и своего усыновления. А те, кто отвергает его, вместе с этим отвергают и спасение.
Человеколюбие Божие — беспредельно
Имеет меру злоба ваша, но врачевство против нее не имеет меры. Порок человеческий имеет предел, а человеколюбие Божие - беспредельно.
Св. Иоанн Златоуст
Порой для многих неверующих людей грань между тем, что хорошо и что плохо, более определена, чем для некоторых христиан, запутавшихся в ложных, поверхностных представлениях о духовной жизни. «Что бы мы ни сделали, все плохо, все недостойно», - часто говорят верующие, не понимая, что этими словами они обесценивают всю чело*веческую жизнь. Неверующие же обычно оценивают все соизмеримо своей совести: добрый поступок - это добрый поступок, а плохой поступок - плохой; прожив обычную жизнь, не нарушая норм, установленных обществом, они привыкли считать себя порядочными, хорошими и нормальными людьми.
Приходящие в Церковь новоначальные, конечно, многое оценивают совершенно иначе, чем это оценивает Церковь. Впервые подходя к исповеди, они берут в руки книги, созданные именно для того, чтобы помочь им в подготовке к этому Таинству; но на самом деле встречаются с серьезными проблемами, потому что далеко не всегда такие книги приносят пользу. Есть среди них очень хорошие. Лучшая, а может быть, единственная - «Опыт построения исповеди» архимандрита Иоанна Крестьянкина, хотя и она для ново*начальных слишком сурова.
Но в основном в книгах об исповеди человеческая жизнь преподается как сплошной грех, который никак и ни в чем не имеет оправдания. Новообращенный человек, взяв в руки книгу, написанную о грехе и об исповеди формально, приходит в замешательство, когда видит список грехов, в которых, оказывается, надо каяться, а он их как грех еще для себя не осознает. Имея плоды нормальной хорошей человеческой жизни - дети, семья, работа, что-то вокруг себя создал: дом построил, огород вскопал, - человек не может понять, почему добрые дела, которые он совершал, на самом деле добрыми делами не являются. Из подобных книг он узнает, что жил невенчанным, что его любовь оказывается сплошным не доступным пониманию грехом, детей не крестил, добрые поступки, которые совершал для других людей, в своей основе имеют мелкое тщеславие... То есть все, что бы он ни сделал, оказывается подсудно - человек уничтожен, его нет, спасать некого.
В некоторых книгах подобное перечисление грехов доходит до абсурда. Мне приходилось видеть книгу, написанную петербургским священником, которая называлась «Исповедайтеся Господеви». В ней подробно перечисляются всевозможные извращения, называются такие грехи, которые непристойно даже произносить. Для кого это написано? Что же это за христиане, если у них такие грехи? Они и христианами-то называться не могут. Часто в списках грехов не делается разницы между строгой аскезой и образом жизни недавно обращенного человека, хотя многое очевидно недопустимое, скажем, для монаха (например, пригласить девушку на вальс) вполне может себе позволить верующий мирянин.
Появляются наставления неизвестно откуда взявшихся «старцев», которые тоже учат, как надо правильно каяться. И если эту книжечку внимательно прочтешь, то обязательно дойдешь до какого-нибудь психического расстройства. Там все грехи названы в женском роде, «я делала то-то и то-то...», культивируя отношение к женщине, как к рабскому существу, готовому все принять за чистую монету и подчиниться любой несуразице. Ясно, что такие вещи могут только поработить человеческое сознание, как это делается в тоталитарных сектах.
Подобные книги представляют человека, как сгусток зла, который не может рассчитывать на прощение. Уничтожая любую возможность осознать себя, как богоподобную личность, они ввергают его в ложное духовное состояние, не дают возможности на что-то опереться и осмыслить свою жизнь в категориях нравственности, совести, своего изначального стремления к добру и справедливости. Это не вызывает ничего, кроме отчаяния, опустошения и протеста. Человек приходит на исповедь раздавленный, уничтоженный, не имея никакого основания для веры в то, что Бог может его простить.
В самой структуре таких книг, в отношении к человеку, как к преступнику, есть что-то инквизиторское. Поэтому надо быть очень осторожным, беря в руки подобного рода труды, иначе можно впасть в отчаяние и вообще отойти от Церкви. Конечно, встречаются книги более или менее хорошо написанные, но даже книга святителя Игнатия Брянчанинова способна произвести тяжелое впечатление, потому что построена достаточно схематично: есть добродетели, которых у нас нет, есть грехи, которых у нас слишком много, и есть форма, по которой мы исповедуемся. Но есть еще и живой человек, который хочет стать другим, который трепещет Господа и который только-только нащупывает к Нему тропинку. Опоры в Боге у него еще нет, он пришел, чтобы ее найти, и, возможно, не знает, что Господь с любовью смотрит на всякого кающегося грешника, приходящего к Нему.
Нет греха непростительного, кроме греха нераскаянного
Если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним.
Быт. 4, 7
Вся жизнь человека сопряжена с грехом. Это страшно, но не безысходно. Действительно, наша жизнь есть непрестанный грех перед Богом, но так ли на нас смотрит Господь, как об этом говорят авторы книг об исповеди, где всякая мысль, всякое пожелание представлены, как греховные?
У многих людей (да и у меня самого так было) после первой исповеди остается очень тяжелое чувство: «Как же теперь жить, куда идти? Вот я приду домой, а отношения там сплошь греховные... На работе - то же самое... Ведь так быстро жизнь нельзя изменить. Что же делать? Нельзя же после исповеди сразу пойти в монастырь... Начать молиться? А я и молитв никаких не знаю... Любить Бога? А я любить не умею...»
Это серьезная проблема и большое препятствие для приходящего на исповедь человека. Испугавшись греха, люди теряют вкус к жизни и воспринимают ее, как необходимость спрятаться от греха, от любой ситуации, где можно каким-то образом согрешить, а в конце концов - спрятаться от самой жизни.
Из таких людей собираются целые сообщества христиан, которые боятся жить. Не грешить, а именно жить. Чувствуя свою постоянную зависимость от греха, они боятся делать любое дело, потому что за него придется отвечать. Испуганный человек ни на что не способен, не способен он стать и членом Церкви, потому что не может выполнить никакого послушания. А вдруг не выполнит и согрешит? Лучше не делать. Одна женщина на мой вопрос: «Что же ты не помолишься за такого-то?» - ответила: «Как же я за него буду молиться? Начну молиться - пойдут искушения. Искушения пойдут, я их не выдержу, согрешу. Я не могу молиться за такого человека».
И многое другое люди не делают из страха согрешить. Есть даже известная поговорка «побольше поспишь, поменьше согрешишь». Эти люди представляют в Церкви достаточ*но большую массу аморфных, испуганных и забитых прихожан. В нашем поколении таких очень много, иногда они производят впечатление умопомраченных, потому что их боязнь жизни сопряжена с различными фобиями. Боящийся жизни начинает бояться людей, ему кажется, что все вокруг него злые, не так на него смотрят, чего-то от него хотят, а оставшись в вакууме, он становится агрессивным. Это несчастные люди, которые были напуганы неправильным отношением к исповеди и ко греху. Человек, который любит Бога, не может жить с таким сознанием, потому что любовь изгоняет страх (1 Ин. 4, 18).
Если в бездействии нет возможности согрешить, то нет и возможности принести какие-то плоды для Бога.
И когда снова падешь, снова кайся
И когда снова ошибешься и падешь, снова кайся. Не отчаивайся, найди в себе отвагу и надежду. Говори: «Прости меня, Христе мой, снова каюсь!» Не говори: «Мне уготован гнев Божий». Не грех ли? Человецы есмы.
Старец Иосиф Афонский
В притче о талантах (см.: Мф. 25, 14-30) господин раздает своим рабам таланты, кому - пять, кому - два, кому - один, каждому по силе его, и просит употребить их в дело. Говоря проще, нашим языком, это некая финансовая сделка, может быть, банковская операция, в которой человек должен вложить деньги и получить на них банковский процент. Опера*ция эта достаточно рискованная: вложишь не туда - и тебя обманут. Можно все деньги потерять, но ведь можно и что-то приобрести, если поступить правильно.
Раздавая деньги своим рабам, господин понимает, что рискует. Определенная доля риска заложена во всякой финансовой операции. Вложенные средства могут принести прибыль, но могут быть и убытки. В притче не говорится прямо, но можно понять, что господин дает своим рабам право ошибиться, потерять эти деньги. Но он не дает им одного единственного права - эти деньги зарыть.
Господин! Я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал (Мф. 25, 24), - говорит господину раб. Вот сознание людей, которые боятся жить и поступать по-христиански. «Как же я возьмусь это дело делать, если за него придется отвечать на Страшном Суде! Как же я буду помогать близким или молиться за них... Как же я возьму на себя труд ухаживать за старушкой, а если я не смогу? Если не потяну? Как же потом отвечать перед Господом? Да я лучше вообще ничего делать не буду!»
Но разве Господь человек жестокий? Отвечая на это, Господь говорит: «Вот только за то, что ты испугался жить, не захотел даже попробовать что-то сделать, испугался, вот за это Я тебя буду судить, раб ленивый и лукавый, а не за то, что ты потерял бы эти деньги, что ты мог бы их не сохранить».
С нами чаще всего так и бывает: Господь нам дает таланты, а мы их не сохраняем. Таинство исповеди как раз имеет своей целью примирение с Господом человека, который не сохранил свои таланты - не зарыл, а именно не сохранил. Ему дана была возможность их употребить, но он не смог этого сделать по своей глупости, по своей неловкости, по своему неумению, по своему легкомыслию, по какой угодно причине, просто по своей греховности. Он их растерял, но он их не зарыл. И поэтому он имеет возможность примириться с Богом через исповедь.
Но для человека, который зарыл свои таланты, исповедь как Таинство может не состояться, потому что он перед Богом как бы ни в чем не виноват. Внутренний протест против Бога, как против человека жестокого, которого боишься, которого трепещешь только потому, что тебе придется отвечать за свои ошибки, не дает человеку возможности исповедовать свои грехи, даже если он часто приходит на исповедь.
Но вспомним, что говорит Господь Каину перед тем, как тот готовится убить Авеля. Он говорит: У дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним (Быт. 4, 7).
Грех не должен над вами господствовать
(Рим. 6, 14)
Смерть и время царят на земле, Ты владыками их не зови. Все, кружась, исчезает во мгле. Негасимо лишь Солнце любви.
В. Соловьев
Когда Святая Троица творит свободного человека, из этого неизбежно вытекает возможность греха. Господь знает о Своем крестном подвиге, и он мыслится именно как дарование свободы и искупление Богом человека. Если человек не искупается Богом, то отвечает за свои поступки по закону. Но Господь изначально приносит Себя в жертву за наш грех, и это позволяет нам поступать так, как мы решаем в данный момент. Господь дает нам свободу, а свобода, данная человеку, предполагает ошибки.
Свобода слишком великий дар, его нельзя зарывать. Она делает человека богоподобным. Она дает ему возможность бороться с грехом и приступать к Таинству покаяния.
Осознать рабство, почувствовать в грехе свою несвободу может только свободный человек. Грех тем и характерен, что он делает человека рабом, а обладающий рабским сознанием, раболепствующий, живущий в постоянном страхе и унынии человек не может бороться с грехом. Он будет только бегать от греха, как от бешеной собаки, но грех всегда будет настигать его в каком-то другом месте, как об этом написано у Пушкина:
Напрасно я бегу к сионским высотам.
Грех алчный гонится за мною по пятам.
Так, ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий,
Голодный лев следит оленя бег пахучий.
Кто кем владеет? Кто кому хозяин? Если, действительно, грех властвует над нами и мы боимся его, как нашего господина, а себя признаем его рабами, то мы никогда не станем рабами Божиими, грех не даст нам возможности дышать, жить, он нас запугает, как злая собака пугает маленького ребенка, так что он боится выходить из дома. Но мы можем властвовать над грехом.
Одно из тяжелых состояний, которое человек выносит из своей исповеди и духовной жизни - боязнь быть виноватым. Самая главная свобода христианина в том, чтобы не бояться быть виноватым перед Богом. Будьте как дети, говорит Господь (см.: Мф. 18, 3). Дети не думают, что они боятся быть виноватыми перед родителями, хотя часто бывают виноваты перед ними. Но они знают, что вина их, какая бы она ни была, все равно будет прощена: дети есть дети, родители есть родители. И поэтому дети не боятся жить. Конеч*но, можно запугать ребенка до такой степени, что он будет бояться своих родителей, но любить их он не будет.
Можно бояться Бога, как забитые дети боятся своих жестоких родителей, но это совершенно не спасительно и убийственно для человека. Жить надо безбоязненно, потому что Господь дает нам некую фору. Он прекрасно знает, что мы не можем не грешить, что по своей падшести мы обязательно согрешим в том или в другом. Но Он нас любит не за то, что мы праведные, а за то, что мы есть.
Ненавидь грех и люби грешника
Злословить - значит сказать о ком-либо: такой-то солгал, или сблудил, или погневался... А осуждать - значит сказать: такой-то лгун, блудник, гневлив. Вот такой осудил самое расположение души его, произнес приговор о всей жизни его...
Авва Дорофей
Как часто, глядя на наших ближних, мы думаем, что их греховные поступки и есть сам человек. Но святые отцы учат, что нельзя отождествлять человека с грехом. И Евангелие дает нам удивительный образ того, как Господь смотрит на человека и как нам надо научиться смотреть на ближнего.
В каждом человеке есть свой Иоанн Креститель - это голос его совести, глас Божий, всегда обличающий нашего внутреннего Ирода, который пытается жить против закона Божия. В Евангелии рассказывается, как Ирод посадил Иоанна в темницу, но тем не менее приходил к нему и многое делал, слушаясь его, и с удовольствием слушал его (Мк. 6, 20). Удивительно это... Ведь Иоанн Креститель обличал Ирода достаточно грозно. Читая Евангелие, мы слышим, как он называл фарисеев, приходящих креститься на Иордан, порождениями ехиднины, то есть змеиным отродьем (см.: Мф. 3, 7). Примерно так же мог он разговаривать и с Иродом. Представим только, станут ли нас слушать люди, если мы попытаемся говорить с ними в такой манере, особенно если они имеют возможность не слушать нас, а посадить в темницу. Но здесь все выходит совсем по-другому.
Ирод - это сын того самого Ирода Великого, который убил Захарию, отца Иоанна Крестителя. Сам Ирод, может быть, этого и не знал, но Иоанн Креститель прекрасно знал, что посадивший его в темницу - сын убийцы его отца. Как должен был говорить Иоанн Креститель с Иродом, чтобы тот с удовольствием его слушал? Какие слова говорил пророк этому развратному человеку, живущему в открытом прелюбодеянии, творящему вокруг себя только зло и беззаконие, что тот его слушал со сладостью и многое делал по слову его? Так мог говорить только человек, который не отождествлял Ирода с его грехом, который несмотря ни на что видел в Ироде богоподобную личность, образ и подобие Божие. Очевидно, что только с любовью к Ироду можно было говорить необидно обидные вещи, говорить жестокую правду так, чтобы она доставляла человеку сладость, проникала до глубины его сердца, действовала на его совесть, чтобы заставляла даже Ирода поступать по слову Божию.
Из Евангелия становится совершенно очевидно, что если бы Ирод не уступил Иродиаде, поступил бы по совести, по закону Божию, он стал бы совсем другим человеком, может быть, стал бы мучеником за Христа, святым стал бы... Такое преображение могло бы с ним случиться, потому что образ Божий, хотя и изуродованный, не теряется и даже такой ужасный человек способен ко спасению, к покаянию и исправлению. Зная это, Иоанн его любил и спасал.
И это должен знать каждый кающийся грешник: он и грех - совсем не одно и то же. Грех может быть так близок к человеку, что уродует его, как кожная болезнь, как проказа. Человек в этой проказе - как в панцире. Но это не он. Он совсем другой. Грех, действительно, можно стряхнуть с себя в один момент. Так мог бы измениться Ирод, нужен был только решительный шаг ко Христу, и он сразу стал бы другим, Евангелие стало бы другим, мир стал бы другим, все стало бы иным. Но он его не сделал.
Самое главное, что человек должен знать о грехе и зле, что их нет. Одним шагом можно все изменить: и свою жизнь, и жизнь людей вокруг себя. А можно, наоборот, все погубить, как погубил Ирод и себя, и всех вокруг, а потом погубил и Христа.
Страх греха не спасает от греха, радость о Господе спасает
Он, как видим в Евангелии, никем не гнушался, кто Его ни звал к себе; не возгнушается и нами, яко человеколюбец, аще покаянием очистим домы наша и со смирением попросим Его.
Свт. Тихон Задонский
Лучшее, что можно прочитать, готовясь к исповеди, это евангельские притчи о грешниках. Мне кажется, они должны предварять любую книгу о покаянии. Самое главное, о чем мы должны помнить, когда готовимся к исповеди, это не списки с перечислением наших грехов, а Евангелие, где говорится о любви Христа ко грешникам, о том, как Он обличает праведников, как Он пришел грешников спасти, как Он берет заблудшую овцу на Свои плечи. Лик Христа, Который милует грешника, Который грешника любит, Который не отождествляет грешника и грех, может убедить человека не бояться жить.
Прежде чем человек идет на исповедь, прежде чем ему взять книжечку с перечислением грехов, он должен прочитать Евангелие и увидеть, как к Господу приходят грешники: как к Нему приходит блудница и Он ее прощает; как к Нему приходит блудный сын и Он его принимает; как приходят прокаженные и Он их очищает; как приходит к Нему множество совершенно разных людей, ужасных, больных и как Он к ним относится, как Он любит этих грешников. Как он с Пилатом разговаривает! Как Он говорит с первосвященниками. С какой любовью Он смотрит на людей, которые Его распинают, плюют в Него, бьют Его по лицу. Если человек это увидит, он не будет бояться жить. Он поймет, что Христос эту жизнь дарует любому человеку, самому ужасному и плохому. Он почувствует, что Христос вместе с ним, что Христос побеждает этот грех за него. И вот тогда он уже не захочет жить с грехом.
Мы все равно останемся грешниками, но это нас не будет пугать, потому что мы знаем, что Господь любит грешников, Он прощает грешников. Но если мы будем грешить по своей воле, то, значит, мы не читали Евангелие, потому что нельзя совместить жизнь в грехе с жизнью в Боге. Значит, мы будем с грехом бороться.
Кто это поймет, тому не будет страшно жить, но ему будет тяжело оставаться прежним, грех будет ему противен, мерзок. Но бояться его он уже не будет, потому что он может его победить.
Сокровенное мое не таково, как видимое
Увы мне! В каком я стыде! Сокровенное мое не таково, как видимое! Подлинно, у меня только образ благочестия, а не сила его. С каким лицом прииду к Господу Богу, Который знает сокровенности сердца моего?
Прп. Ефрем Сирин
Пришли два человека в храм помолиться. И один говорил: «Господи, благодарю, что я не такой, как прочие», -а второй, не смея возвести глаза к небу: «Боже, милостив буди мне грешному» (см.: Лк. 18, 10-13). И первый ушел осужденным, а второй - оправданным.
Так бывает очень часто. Мы приходим в храм, как мытари, а потом почему-то вдруг становимся, как фарисеи. Первый приход человека в храм - решительный, важный... Это приход мытаря, не смевшего возвести глаз к небу. И удивительно, Господь снисходит к такому человеку, возносит его, действительно возвышает до Себя только ради этих слов: «Боже, милостив буди мне грешному!» - ради сокрушения сердечного, ради глубокой решимости, невозможности быть таким мытарем, нести на себе груз лжи, неправды и развращенности. Невозможно жить с грехом. Грех - это мука. Грех - это ад. И вот когда человек в таком состоянии приходит к Богу, Господь видит его, милует его, смиренного, и возносит до Себя. И человек сразу чувствует, что изменился, что жизнь его стала сродни свободе, и он не может не говорить Господу: «Господи, благодарю Тебя!» Оглядывается назад, а рядом стоит такой же мытарь, каким был он сам, и вот он уже восклицает: «Благодарю Тебя, что я не такой». Такое бывает. Пришел человек в храм, стоит, молится, красивый, благообразный, с благородными чертами лица, по виду христианин, оборачивается, а рядом стоит панк с оранжевыми волосами, и человек радуется:, «Господи, благодарю Тебя, что я не такой!» Мы выходим в мир, видим, какой он страшный, и благодарим Господа, что мы не такие, как эти, и эти, и эти...
И с этого момента приходится признать, что мы перестали двигаться к Богу, потеряли желание Его искать. Именно в этот момент человек становится фарисеем, когда начинает думать, что он все в своей жизни уже нашел и может в этом состоянии спокойно пребывать, любуясь собой, измеряя свою жизнь своими добрым поступками, своим личным благочестием. Заметьте, именно благочестием, именно праведной жизнью, именно добрыми делами, именно милосердием, постом и молитвой, именно тем, чем определяется наша христианская жизнь. Ведь, действительно, хороший человек пришел в храм, милосердный постник, подвижник. Пришел, а остался без Бога.
Этот образ и нас заставляет задуматься о том, ради чего мы пришли к Богу? О том, почему мы христианами называемся? Где наше место рядом с Ним? Почему наша жизнь не меняется, почему мы остановились и никуда не идем? Но то-то и страшно, что то, что дается человеку как путь, становится для него камнем преткновения.
Когда этот путь уже никуда не ведет, когда этот путь является остановкой и определяется не Богом, а самим собой, оказывается, что человек дошел просто до самого себя. Он собой доволен, он собой удовлетворен, ему больше ничего не надо и некуда больше идти. Страшное фарисейство настигает нас совершенно незаметно для нас самих, когда мы полны желания жить благочестиво, жить в Боге, потому что нам кажется, что все, что мы делали, мы делали для Бога.
А Богу этого не надо. Ему не нужны наши дела. Ему не нужны хорошие поступки, делающие нас фарисеями.
Жизнь христианская - это беспрестанный и бесконечный путь к Богу, когда человек ищет Бога, когда ему без Бога плохо, когда он постоянно ощущает свое сиротство, свое не*совершенство, действительно находится в состоянии покаяния и постоянного изменения самого себя. И только это состояние глубочайшего сокрушения перед Господом действи*тельно делает нас способными к Нему приобщиться. Только в этом состоянии Господь доводит человека до Себя.
Поэтому мы не боимся быть грешниками. Мы знаем, что мы грешники, нам от этого горько, но нам и радостно, потому что Господь ради грешников в мир пришел, чтобы их спасти. Праведникам не нужен Христос, им и без Него хорошо. А грешникам без Христа деваться некуда.
До самого последнего дня мы будем говорить, что мы грешны, потому что, пока мы это говорим, Господь нас будет миловать, будет нам прощать и будет нас любить. Как только мы скажем: «Наконец-то, мы праведники! Благодарим Тебя, Господи, что мы не такие, как прочие человеки!» - как только мы это скажем - все, мы тем самым отвернемся от Бога.
Мало сказать: «Я грешен»
Разве так должно исповедоваться? Мало прийти и сказать: «Я грешен», - надо сознать отдельно каждое свое противозаконное действие, или слово, или мысль, сознать греховность этого, сожалеть искренно и, раскаявшись нелицемерно, сказать священни*ку; и тогда лишь отпущенный грех - развязан.
Архиепископ Иоанн (Шаховской)
Исповедь существует в тех условиях, в каких существует Церковь, и развивается вместе с церковным сознанием. Во многих местах, в том числе и во многих храмах Москвы, до сих пор существует практика общей исповеди, хотя об этом очень много говорится и даже Патриарх выступает против подобной формы исповеди.
Для истории Церкви общая исповедь - явление неизвестное. Она вошла в церковный обиход и даже в церковную традицию как традиция ложная: как существует, например, ложная традиция редко причащаться, так существует и ложная традиция общей исповеди.
Говоря об общей исповеди, мы вспоминаем наши многолюдные храмы в тот период, когда не хватало ни храмов, ни священников. В большие праздники в церковь приходило так много людей, что невозможно было успеть всех поисповедовать, и совершалось некое действие, которое стали называть общей исповедью. Обычно выходил священник в епитрахили с крестом, с Евангелием и ко всем людям, которые пришли в храм, чтобы причаститься святых Христовых Тайн, обращался с проповедью, касающейся Таинства покаяния. Он рассказывал людям о том, что такое исповедь, какие люди грешные, о том, что всем надо каяться, потому что без покаяния никто не может спастись и войти в Царс*твие Небесное, а потом говорил такие слова: «Сейчас я вам буду перечислять грехи, а вы все внутри себя кайтесь в них и говорите „грешен" или „грешна"». И священник начинал читать длинный-длинный список грехов, начиная от первой заповеди и кончая последней. И все люди повторяли вслед за священником слова покаяния в перечисленных грехах. После этого священник покрывал всех епитрахилью, люди целовали крест и Евангелие и шли причащаться.
Такую форму исповеди приписывают святому праведному Иоанну Кронштадтскому, называя его родоначальником общей исповеди. Действительно, святой праведный Иоанн Кронштадтский своей пламенной проповедью побуждал людей к покаянию. К нему на службу в кронштадтский Андреевский собор собиралось по пять-семь тысяч человек, в храме страшно было находиться - так глубоко в душу проникало его слово, настолько реальным становилось раскаяние. В этот момент люди не могли сдержать своих чувств, они вставали на колени, громко выкрикивали свои грехи, плакали и умоляли Бога о пощаде. Даже местные воры пользовались этим и во время общей исповеди проникали в собор, чтобы срезать кошельки у людей, которые ничего не замечали вокруг. Это совершенно не было похоже на то, что под видом Таинства общей исповеди происходит в наших храмах. Исповедь продолжалась несколько часов. Совершалось настоящее покая*ние, человеческие души очищались от греха, и жизнь людей изменялась, они чувствовали присутствие святого, и его личная святость передавалась всем окружающим. После этого они причащались из его рук. На такое был способен только святой праведный Иоанн Кронштадтский.
Позднее общая исповедь проводилась в наших храмах во времена гонений и войны. Очень многие священники находились в лагерях, и чтобы добраться до действующих храмов, которые были в основном маленькими, кладбищенскими, людям приходилось преодолевать огромные расстояния. Попасть на службу они могли, может быть, только несколько раз в год, скажем, на Крещение или на Пасху. И вот они собирались в храме, а там один старенький священник, который только что вышел из лагерей, который едва стоял ногах и был не в силах исповедовать большое количество людей. И тогда стали прибегать к общим исповедям. Это было тяжелое время гонения на Церковь, и люди, которые жили тогда со Христом, конечно, переживали исповедь немного иначе, чем переживаем ее сейчас мы с вами. Подобная практика имела свое оправдание в те годы.
После войны храмы стали открываться, но священства было очень мало. Об этом сейчас почти никто не говорит, эта страничка почему-то закрыта для тех, кто описывает жизнь Церкви, а ведь очень много священников, которые служили после войны, были обновленцами. Церковь, по милосердию своему, приняла их после принесения покаяния и клятвы верности Церкви, часто формальных, и они относились к Уставу и Таинствам Церкви крайне небрежно. Уполномоченным по делам религии это было очень выгодно.
А затем наступил период новых гонений на Церковь, когда Хрущев похвастался, что скоро покажет по телевизору последнего попа. Некоторые из обновленцев-священников публично отрекались от веры. Огромное количество храмов, открытых после войны, было закрыто и разрушено. Мне рассказывал мой духовник, как он служил в молодости алтарником в одном московском храме, очень богатом в те времена, который никогда не закрывался и где священником был бывший обновленец. Совершив Евхаристию, он не потреблял Святые Дары, а выливал их в умывальник. Много таких рассказов я знаю, например, про батюшку, который любил в алтаре пить чай и есть пирожки с мясом.
Из-за такого ложного, равнодушного отношения к вере укоренилась и общая исповедь. Приходили люди в храмы, которых было мало, а их там никто не слушал, священник бормотал слова общей исповеди, накрывал кающихся епитрахилью, и люди шли к Чаше. Так традиция Причастия после общей исповеди была заложена священниками - бывшими обновленцами, которые после войны нанесли серьезный урон церковному благочестию и вообще жизни Церкви.
Мое глубокое убеждение, что общая исповедь не является Таинством. Если кто-то и получает отпущение и разрешение грехов, то такое покаяние ничем не отличается от того, которое человек приносит Богу наедине, келейно.
Мы говорили, что в исповеди как Таинстве важно не только покаяние человека перед Богом, но и свидетельство Церкви о его покаянии, поэтому разрешительные молитвы и покрывание епитрахилью при общей исповеди не имеют никакого сакрального значения. О чем же ты, священник, будешь с епитрахилью свидетельствовать, если не знаешь этих людей: ни глубины их покаяния, ни грехов, ни духовной жизни, ни плодов? Поэтому тут нет исповеди, Таинства нет. Есть призыв к самоукорению, есть призыв к тому, чтобы че*ловек видел свои грехи, даже есть призыв к покаянию, а вот свидетельства покаяния здесь нет. Священник не может свидетельствовать за этих людей перед Богом, от имени Бога простить и разрешить их грехи, потому что не знает, кто к нему подходит, с каким грехом, что на душе у этого человека. Конечно, иногда священник говорит: «Те из вас, кто совершали убийства, прелюбодеяния и аборты, к Причастию не подходите, а найдите отдельно время покаяться». Но ведь не только это может отлучить человека от общения с Богом. А если человек не примерен? Есть такие вещи, которые необходимо высказать, а священнику выслушать и дать им определенную оценку, иначе в этой исповеди вообще нет смысла.
Если уж допускаешь человека до Причастия, не выслушав, так допускай по мере совести каждого. Скажи: «Вы можете причащаться сегодня, но исповеди не было. Если вы с сокрушенным сердцем приступаете ко Причастию, и ваша совесть не обличает вас, причащайтесь». Но не надо формальной исповеди.
Общая исповедь искажает духовную жизнь людей, приучает их к формализму, не дает возможности покаяться. Подходит человек на исповедь и говорит: «Во всем грешен». А когда спрашиваешь: «В чем?» - оказывается, он и сам не знает. Мне приходилось служить в провинциальных храмах, где люди всю жизнь ходили в церковь, но бывали только на общих исповедях, и оказывается, что им нечего сказать о себе: они не знают своих грехов, никогда в себя не заглядывали и просто ждут, что священник им что-то скажет, а они радостно ответят: «Грешен». Прожили люди всю жизнь, ходили в церковь и так ни разу и не покаялись...
Не разрешительной молитвой прощаются грехи. Кто-то из святых говорил, что бывает так: священник читает молитву «Прощаю и разрешаю...», а Христос, Который невидимо стоит, приемля исповедание, говорит: «А Я не прощаю и не разрешаю».
• • •
Исповедоваться лучше гласно. Для самого человека полезнее вслух произносить свои грехи, словесно отказываться от них. Хотя Таинство все-таки зависит от внутреннего состояния человека.
Можно просто подать записку и по внутреннему своему состоянию быть в этот момент совершенно адекватным написанным словам.
А некоторые исповеди необходимо записать подробно. Например, подготовка к генеральной исповеди требует очень внимательной проверки своей совести. Надо помолиться, сосредоточиться, вспомнить всю свою жизнь и провести достаточно долгое время в размышлениях над самим собой. В этом трудном деле именно письменная исповедь помогает докопаться до причины греха и описать правильно, может быть, даже кратко, для самого себя, свое состояние. Это приводит человека в очень правильное внутреннее духовное расположение. Письменные исповеди могут быть уместны и даже по*лезны для человека, который только-только начинает свой покаянный путь, когда есть желание ничего не забыть, - необходим план построения своей исповеди. А некоторые гре*хи просто тяжело высказывать вслух священнику, особенно для начинающего.
Иногда духовники просят записывать очень подробно в течение дня свои состояния, а потом приносить их на исповедь. Но это больше связано с монастырской исповедью, с откровением помыслов послушника своему духовнику.
Но когда письменную исповедь составляют люди, которые давно и часто исповедуются, это может стать серьезным препятствием для полноценной исповеди. Человек привычно заполняет бумажку перечислением своих повседневных грехов, как квитанцию в химчистку, и в этом действии уже есть что-то не внутреннее, но внешнее.
Священнику это бывает удобно, особенно при большом количестве исповедующихся, когда к нему стоит длинная очередь и нет возможности поговорить с каждым человеком. Конечно, легко взять в руки бумажку, пробежать ее глазами и, разорвав, прочитать разрешительную молитву, оставляя само таинство встречи с Богом и сердечное покаяние на совести кающегося. Но понятно ли ему, что происходит с человеком? Ведь в конце концов это очень часто приводит к привычке исповедоваться формально, чего быть ни в коем случае не должно. Поэтому для человека, который уже достаточно воцерковился и часто исповедуется, конечно, лучше не писать, а рассказывать о себе священнику. В рассказе о себе всегда присутствует живое участие совести, желание высказаться и что-то изменить в своей жизни. И конечно, когда священник слышит живое слово покаяния, его сердце молитвенно отзывается на это слово. В этот момент он чувствует душу кающегося и может помочь и советом, и молитвой.
Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю.
(Рим. 7, 19-20)
Как ребенок, непрестанно касающийся огня и плачущий, человечество непрестанно касается огня греха и похоти, и плачет, и страдает, но снова и снова касается... не понимая своего состояния духовной детскости...
Архиепископ Иоанн (Шаховской)
Грех - это болезнь. А исповедь - не всегда моментальное выздоровление.
Если из человека грех по-настоящему изживается, то после исповеди мы настолько сильно чувствуем ненависть к нему, что сам помысел об этом грехе вызывает внутреннюю брань против него. Это означает, что человек чист от греха и свободен. А бывает (правда, исключительно редко), что глубокое сердечное покаяние не дает греху даже возможности к нам приблизиться. Всякое приближение помысла этого греха вызывает у нас желание всеми силами души ему сопротивляться. Но вообще грех, особенно мелкий, - это хроническое состояние человеческой души. Очень досадно и горько это сознавать, но это действительно так.
После тяжелой болезни человек обычно еще долго бывает слаб, например, после перелома долго не может твердо держаться на ногах, ходит, опираясь на палочку. Так и после исповеди: грех может быть прощен, но чтобы научиться жить без греха, помнить о нем и страшиться согрешить, Господь иногда оставляет в человеке чувство боли и несвободы, которое уберегает нас от дальнейших ошибок, чтобы мы не переставали себя укорять и чувствовали, насколько страшен грех, как тяжело и даже невозможно с ним жить. Досада, смущение и боль могут оставаться в душе еще очень долгое время. Человек скорбит, мучается немножко, на сердце бывает тяжесть, но эта тяжесть и скорбь предохраняют его от будущих ошибок. Хотя, к сожалению, не всегда.
Есть много таких грехов, в которых человеку приходится каяться постоянно, особенно связанных с нашей гордыней, обидчивостью, уязвленным самолюбием. Ты вроде и покаялся, что обиду простить не можешь, и очень хочешь из своего сердца это изжить, как-то по-настоящему исцелиться, но сразу не получается.
Часто люди говорят в смущении: «Ну, зачем я буду приходить на исповедь с одним и тем же грехом?» А на самом деле если человек духовно с напряжением живет и трудится над собой, если он прилагает много сил, а грех в нем остается, то это уже не тот грех. Наше покаяние постепенно лишает грех власти над нами.
Мы снова и снова каемся в уже исповеданном грехе, но каждый раз мы делаем это, находясь уже на другом уровне: мы осознали свой грех иначе, увидели его с другой стороны, он имеет, может быть, то же название, но это уже совершенно другой грех. Ведь грех многослоен. В нем много поверхностных и глубинных уровней, и человек часто то одну шкурку снимет, то другую, пока дойдет до самой сердцевины. Может быть, вся жизнь на это и уйдет.
Кажется, что мы ходим по кругу, но это более походит на восхождение по серпантину на вершину горы. Наше движение - это не круг, а спираль духовного восхождения. Главное — не останавливаться, а всегда идти вперед, не просто признавая грех хронической болезнью (я в ней пребываю, свыкся с ней, приблизительно знаю, как ее переживать, но лечиться не буду, так как считаю, что это бесполезно и бессмысленно, - думать так неправильно), а помнить о том, что все болезни даются человеку Господом для исцеления, даже неизлечимые.
Грехи прощены, когда истребляется и расположение к ним
Доказательством того, что они (грехи) прощены, служит то, что из наших сердец истребляется и расположение к ним.
Прп. Иоанн Кассиан Римлянин
На исповеди каждое наше согрешение должно переживаться, как отлучение от Бога, иначе исповедь лишается смысла, превращаясь в сеанс психотерапии, эдакую духовную химчистку, в которую человек сдает грязную одежду своей души, а получает кз которой чистую. Человек просит у Бога прощения и рассчитывает, что Бог обязательно простит, - это как бы вменяется Ему в обязанность. А исповедь объявляется Таинством, в котором хочешь или не хочешь, но тебе грехи обязательно отпустят, раз Таинство, значит оно непреложно в своем действии...
Конечно же, всякий раз на исповеди прощаются грехи, но это не значит, чтс человек становится свободным от греха. Ведь Господь прощает, а человек не становится свободным, потому что сам не хочет освободиться до конца, не хочет приложить усилие для того, чтобы с этим грехом бороться.
Исповедь облегчает жизнь человека, и он очень легко может вернуться к своим страстям. Стало легко, он опять получил помощь, и быстро забыл о той милости, которую ему оказал Господь, и по забвению легко возвращается к прежнему. Но все же надо очень хорошо понимать, что за формой «прощаю и разрешаю» может быть полное непрощение и неразрешение. Бывают такие грехи, такие состояния, что если духовник их внимательно рассматривает, он может и не прочесть над человеком разрешительной молитвы до тех пор, пока тот не исправит себя, пока не принесет плодов покаяния. Недопущение человека до Причастия - это и есть его непрощение. Пока человек отлучен от Церкви, он вне Бога, грех остается, он еще не искуплен, человек еще не сделал ничего, чтобы его разрешить.
Можно считать, что исповедь, которая не приносит никаких плодов покаяния, и не совершалась. При этом дело совсем не в том, как человек себя на исповеди обнажает, как может описать свой грех. Разные состояния свойственны человеческой душе: иногда необходимость открывать себя до конца причиняет боль, а иногда удовольствие. Разные бывают люди. Некоторые могут скрывать в себе какие-то наклонности и свой грех предстазлять менее страшным, но есть такое свойство человеческой гордыни и самолюбования, когда человек готов себя достаточно сильно на исповеди обнажить. Если идешь на исповедь, ожидая формального прощения греха только из-за того, что способен назвать этот грех по имени, определить его досгаточно серьезно, в некотором смысле себя уничижив даже, но знаешь, что грех тебе еще сладок, что грех тебе еще мил, ^то тыне хочешь до конца от него отказаться, то этот грех остается с тобой. И знаком непрощения является то, что ты снова в этот грех впадаешь, остаешься с тем, с чем был.
Покаяние измеряется плодами, и истинное духовное покаяние - это изменение жизни. Как его достигнуть? Только решимостью борьбы с грехом. Человек видит в себе и по-настоящему переживает те грехи, с которыми он имеет силы справиться, какими бы большими они ему не казались. Иногда грех, как Голиаф, предстает перед нами, но мы, подобно Давиду, должны его победить. То, что мы сами в себе видим в результате помощи духовника, или как озарение нашей совести, или как обличение нашими ближними, все, что дается нашим живым опытом, - эхо видение того, что у нас есть силы бороться с этими грехами. И если мы с ними не боремся, то ответственность за это целиком ложится на нас.
В притче о двух должниках господин простил человека, отпустил, а он тут же начал требовать долг со своего должника, при первой же возможности проявил себя таким же, каким был до прощения (см.: Мф. 18). Вот пример того, что человек прощен, но не исцелен, и снова посажен в темницу. Конечно, грех прощается человеку на исповеди. Не надо думать, что существует небесная бухгалтерия, которая тщательно подсчитывает все человеческие грехопадения. Но результатом прощения греха может быть только изменившаяся жизнь, и если этого не происходит, человеку приходится нести на себе последствия этого прощения, которое дается только вместе с очень серьезной ответственностью. Ты получил прощение и не изменил свою жизнь - и тогда приходишь на суд, где тебе говорят, как тому должнику: Не выйдешь оттуда, пока не отдашь и последней полушки (Лк. 12, 59).
А бывает так, что человек прощен и исцелен. Это означает, что покаяние совершилось во всей полноте и прежнего греха с ним случиться уже не может, потому что он принес плоды покаяния.
Протоиерей Алексий Уминский. «Тайна примирения». Москва, Даниловский благовестник, 2007 г.
|
Не тот исповедует грех своей, кто сказал: «Согрешил я», – и потом остается во грехе; но тот, кто, по слову псалма,обрел грех свой и возненавидел. Какую пользу принесет больному попечение врача, когда страждущий болезнью крепко держится того, что разрушительно для жизни? Так нет никакой пользы от прощения неправдоделающему еще неправду и от извинения в распутстве – продолжающему жить распутно... Премудрый Домостроитель нашей жизни хочет, чтобы живший во грехах, и потом дающий обет восстать к здравой жизни положил конец прошедшему и после содеянных грехов сделал некоторое начало, как бы обновившись в жизни через покаяние.
Святитель Василий Великий (330-379).
Попытка солгать на исповеди, утаить какой-либо грех, найти ему оправдание, расчет на безнаказанное повторение греха (в духе расхожей мирской мудрости "Не согрешишь - не покаешься") оставляют человека без подаваемой в таинстве благодати. Отцы Церкви предупреждали, что в подобных случаях в тот момент, когда священник произносит разрешительную молитву, Господь говорит: "А Я - осуждаю".
"Православие для детей", О.С. Барило.
PS.
Цитата:
Сообщение от Зеркало
В чем же его ошибка.
|
В смысле, что он сделал не так, что в результате добился цели?
Может, выбор цели.
Последний раз редактировалось Алексей; 27.08.2009 в 00:44.
|
08.08.2009, 22:47
559099423 
Линейный вид
