О шутках, улыбке и смехе

[Алексей]

О шутках, улыбке и смехе
Людмила Ильюнина

"Святые светили миру и плачем своим, и улыбкой" - писал архиепископ Иоанн Шаховской. - Благостная улыбка - есть зеркало найденной гармонии... Ангельская радость озаряет лицо улыбкой. Добрым смехом можно бесшумно развеять скопившиеся тучи злобной спорливости, ненависти, даже убийства... Хорошим смехом восстанавливается дружба, семейный очаг". Для нас такие утверждения непривычны. Мы, православные, более склонны к плачу, чем к радости. Из двух путей, ведущих ко спасению - пути "печали по Бозе" и "пути радости о Господе", - радости, что Господь нас спасает и прощает нас, если мы каемся, - нам, несомненно, ближе первый путь. Но, говоря "мы"- разумеем непобедивших страсти и крепко притянутых к земле. Не так у святых - они действительно светили и светят людям улыбкой. Они и чад своих наставляли: "Нужно учиться радоваться о Господе. Надо все отдать в руки Божий, и тогда будешь жить, радуясь".
Для того чтобы обучить людей радости, святые часто прибегали к шуткам. Пожалуй, самым шутливым из всех русских святых был преп. Амвросий Оптинский. Даже в наименовании приходящих к нему людей он использовал шутливую рифмовку, а о жизни человеческой говорил с улыбкой: "Человек как жук - свети! солнышко, летает он и жужжит: все мои поля, все мои леса. А пошел дождь, подул ветер, спрячется он под листок и пищит: Не спихни".
Шутливость в поучениях, можно сказать, была оптинской традицией, но к шутке не раз прибегали и святитель Игнатий и святитель Феофан и многие другие русские святые, особенно Христа ради юродивые. Решимся высказать предположение: шутливость у святых часто бывала средством борьбы с унынием, особенно вызванным тяжелыми недугами Светлый юмор вообще присущ не тем, кто цветет плотью, переполнен физическими силами, а тем, кто изнурен болезнями и печалями. Вероятно, Господь посылает таким страдальцам своего Ангела-утешителя, несущего веселость духовную. Из житий подвижников мы можем усмотреть, что шутливость была еще и отражением великодушия, любви к людям, исполнения апостольской заповеди: "Всегда радуйтесь..."
Радостный дух обретался подвижниками после суровой борьбы со страстями, после преодоления тяжелейших жизненных испытаний.
Так преподобный Серафим, прошедший подвиг уединения, затвора и молчальничества последние годы жизни, принимая паломников, наставлял их в радостном духе, именуя их "Радость моя".
Так о святейшем Патриархе Тихоне (Белавине), на долю которого выпали поношения, поругания насмешки, говорили: "У него все хи-хи да ха-ха", отмечая его шутливость.
Так в наше время иеромонах Серафим (Роуз) молчаливый, суровый, аскет в юности, незадолго до смерти весело общался с молодежью, и даже мог играть с ними в снежки.
Конечно, веселый дух - природное качество человека. Но, пожалуй, именно для русского человека шутливость органична. Искусственно улыбаться и шутить по поводу и без повода могут только американцы.
Но много мы ли мы можем вспомнить шутящих католических святых? Хотя кому-то из них принадлежит меткий афоризм: "Юмор - это отдых на пути в царствие небесное".
Чтобы дать живой пример того, о чем мы рассуждали выше, обратимся к личным воспоминаниям. Автору этих строк довелось несколько лет прожить в тесном общении с духовными чадами владыки Мануила (Лемешевского). Все они были в то время людьми преклонного возраста, а их "младшему другу" было 17 лет, а потом 20-25. Бабушки очень отличались друг от друга по свойствам характера, но первое, что подумалось при знакомстве с остатками мануиловского братства: "Да они все живее, моложе, чем мои сверстники!" А потом пришло еще одно открытие - радостный, светло-эмоциональный тон общения с людьми рождался у них из покаянного плача, из молитвенного правила, которое по благословению своего духовного отца они исполняли всю жизнь. Это было ежедневное оплакивание своих прегрешений, - "радостно-творный плач", как сказано у святых отцов. На Афоне же и ныне об унылом нерадостном монахе говорят: "Он не весел днем, значит он не плакал ночью". Бабушки любили шутить, и это так ободряюще действовало при встрече с ними. Многие из них были прикованы к постели, многие не могли уже передвигаться без посторонней помощи, но как они старались подбодрить, поддержать друг друга, утешить и даже развеселить. Часто повторяли они старческое поучение: "Если можешь помочь человеку делом - помоги, не можешь ничего сделать - скажи слово доброе. Если не можешь подобрать нужных слов, то хотя бы улыбнись человеку".
Покойный отец Александр Козлов назвал однажды таких старушек - слепых, хромых, глухих, горбатых - когда они ринулись к нему под благословение, - "воинством Христовым". Да, они были воинами, не унылыми бесчувственными ханжами и фанатичками, а "препоясанными на брань", собранными внутренно воителями с князем мира сего. Такими они были не только в трудной жизни в больших коммуналках, но и в последний час смертный. Поэтому, когда мы прощались с нашими бабушками, то дано нам было сквозь слезы и рыдания от боли расставания пережить, что значат слова "надгробное рыдание, творяще песнь: аллилуйя!" Только живое сердце может через сострадание почувствовать радость. И понять, почему так часто в Псалтыри мы воспеваем: "Веселитесь и радуйтесь праведные". А в акафистном пении, обращаясь к Небесным Жителям, повторяем: "Радуйся, радуйтеся...".
Обратимся вновь к архиеп. Иоанну Шаховскому: "Есть два смеха: светлый и темный. Их сейчас же можно различить по улыбке, по глазам смеющегося. В себе его можно различить по сопровождающему духу: если нет легкой радости, тонкого, мягчащего сердце веяния, то смех несветлый. Если же в груди жестко и сухо и улыбка кривится, то смех - грязный. Он бывает всегда после после анекдота, после какой-нибудь насмешки над гармонией мира. Искривляемая гармония мира искривляет душу человека, и это выражается в искривлении черт лица. "Горе вам, смеющиеся ныне! Ибо восплачете и возрыдаете" (Лк.6,25). Заплачете! Потому что увидите, что приложили радость не к тому, к чему можно приложить, но к тому, что достойно муки".
Итак, радость, улыбка, шутка и даже чистый "детский смех" не запрещены нам. Известно, как шутливы бывают многие пастыри в общении со своими духовными чадами. Думается, многие из нас на себе испытали, как отрезвляюще действует шутка духовника, когда ты слишком много о себе начинаешь думать или, наоборот, зацикливаешься на своих грехах и начинаешь унывать. Шутка - это то средство пастырского окормления, которое советовали использовать еще древние: "Если ты увидишь новоначального, шествующего на небо, стяни его за ногу".
Но даже и шутливое отношение к нам друзей и ближних бывает очень полезным. Положим, где-то на службе или в общественной организации ты - уважаемый человек, к тебе относятся со всей серьезностью. И сам ты уже начинаешь называть себя по имени отчеству и жить с чувством важной персоны. Друзья же и ближние знают тебя настоящего, без масок и условных приличий, но порой даже по телефону услышанное твое детское прозвище и шутливый разговор о твоих "достижениях" могут сразу же поставить на место.
Конечно, шутки шуткам рознь. Те, которые могут вызвать едкий смех, тем более гомерический хохот, да и вообще площадное остроумие, привычка насмехаться над людьми в общении христиан неуместны. И к христианам применима поговорка: "Он шуток не понимает". То есть с этим человеком очень тяжело, он к себе относится, как к "неприкасаемому", он не умеет "посмеяться над собой".
Но порой наша шутливость переходит границы. Можно даже привыкнуть к несерьезному тону и при этом принимать его за некое юродствование, да еще и думать: "Я борюсь с фарисейством в себе и в окружающих". Такой человек может не заметить, как он начинает ерничать и в тех случаях, когда речь идет о спасении души или погибели.
Рецепт правильного, здорового использования шутливости таков же, как и в отношении ко всем нашим проявлениям: "Блюди себя!" Даже свою улыбку мы можем соблюсти перед БОГОМ, хотя это непросто. Но в этом жизнь. Если позволите, рискнем добавить к словам Экклезиаста "время смеяться и время плакать" еще и такие: время шутить и время быть серьезными.

Источник (внешка): http://selci.orthodoxy.ru/frame/f-pchel/f-smekh-z.htm



Психология. Чувство юмора.

Чувство юмора - способность человека подмечать в явлениях их комические стороны, эмоционально на них откликаясь. Чувство юмора предполагает наличие положительного идеала, без которого оно вырождается в негативные явления вроде пошлости и цинизма. Довлатов писал: "Юмор - инверсия жизни. Лучше так: юмор - инверсия здравого смысла. Улыбка разума". Улыбка - выражение эмоции, сама по себе эмоция, чувство. Разум же безэмоционален по природе своей. Две противоположности - разумное и чувственное, лед и пламень,- порождают юмор. Разумную эмоцию.

Сатира, язвительность, сарказм, ёрничание - понятия сходные, но в них меньше от эмоции, больше от разума. Да и сама эмоциональная составляющая в них иная - злая. Ухмылка, не улыбка. А вот по отношению к объекту юмора, который как бы подвергается своеобразной эмоциональной критике, сохраняется дружелюбие.

Говорят, смех продлевает жизнь. Говорят, если человек может смеяться, еще не все потеряно. Но что же такое это самое чувство юмора? В чем измеряется? Чего оно вообще стоит? И если чувство юмора у человека (доброго, хорошего, умного) напрочь отсутствует, то надо ли делать какие-то выводы? А если да, то какие?

Можно ли "научить" юмору? Обучить можно науке - порождению разума,- с чувствами же все обстоит сложнее. Если у человека нет музыкального слуха, он может освоить музыкальный инструмент, заучить правила игры и в результате развить музыкальный слух. Можно научить малограмотного человека правильному письму и грамотной речи, но можно ли научить человека чувствовать язык?

Вспоминается старая итальянская комедия "Укрощение строптивого" с Адриано Челентано. Там есть замечательный эпизод: герой Челентано смотрит со своей знакомой комедию, кажется, Чаплина, где человек постоянно поскальзывается на банановой кожуре и падает. Юмор не слишком далекий, но поставлено смешно. Знакомая хохочет, герой Челентано мрачным тяжелым взглядом смотрит то на нее, то на экран и пытается понять, что же она видит смешного. Пытается не почувствовать, но понять. Усилия тщетны, и он просто принимает за аксиому: "если человек поскользнулся на кожуре банана и упал, это смешно". Некоторое время спустя знакомая поскальзывается и кубарем летит с лестницы, герой Челентано смеется и потом искренне(?) недоумевает, почему эта реакция опять воспринята в штыки - ведь ситуация точно как в фильме; почему тогда надо было смеяться, а сейчас - нельзя? В чем разница?

В искренности этого недоумения я все-таки сомневаюсь. Да, герой Челентано показан как специфический эгоист и вообще "особо тяжелый случай", и все-таки трудно представить эту самую невозможность различить контекст. Уж проще представить намеренный сарказм и издевку, ёрничанье и демонстрацию позиции "в фильме не было причин для смеха".

Разница "смешно / не смешно" напрямую зависит от контекста и способности чувствовать эту разницу, играть с нею, ощущать комизм ситуации, а не только действия как такового. Умение подмечать "перлы" в окружающем - необходимые "составляющие" чувства юмора.

Юмор бывает разный. Наиболее примитивные его формы - "эмоциональные": "тортовый юмор" (из серии метания торта в лицо, смешные падения и пр.) и юмор, замешанный на отношениях полов. Последний вариант имеет больше шансов плавно перейти в пошлость, первый - в глупость.

Более сложные, утонченные варианты -"разумные": ситуативный юмор, комедия положений и, наконец, игра слов. Впрочем, бывает и предельно пошлая игра слов, и тонкие шутки из "примитивной области".

Кстати, словосочетание "примитивный юмор" содержит не столько негативную окраску (область эмоций), сколько оценку уровня шутки: уровень развития, необходимый для того, чтобы оценить остроту (область разума).

Половые различия в восприятии ситуации - одна из популярных тем для шуток. Американские ученые утверждают, что верно и обратное: мужчины и женщины воспринимают шутки по-разному. При этом женщины получают от действительно забавных приколов больше удовольствия. Причина в том, что женщины более склонны анализировать шутки и меньше ожидают, что любая фраза будет забавной. И в итоге больше радуются шуткам, которые действительно показались смешными. По результатам исследования выходит, что мужчины больше тяготеют к односложным шуткам, слоганам и афоризмам, а женщины больше ценят забавные истории.

Примитивный юмор - это юмор "рыжего клоуна", основанный на том, что "старо как мир" и не требует напряжения серых клеточек. Например, комедия положений "Американский пирог" примитивна, но по-своему хороша. Юмор на грани пошлости, но никак не за гранью. Весело, забавно, легко. Вызывает смех, но не побуждает к мысли. Что вполне естественно, поскольку у человека ниже пояса нет ничего разумного. Если уж речь зашла о "простых" комедиях, нельзя не вспомнить понятие "французской комедии" - замечательные легкие фильмы с Луи де Фюнесом и Пьером Ришаром. Да, юмор в них не очень далекий, но легкий и чистый, даже светлый в каком-то смысле.

Старая добрая комедия "Ирония судьбы или с легким паром" тоже "о вечном", то бишь об отношении полов, тоже комедия положений. Разница в уровне шуток. Смех смехом, но еще и пища для размышлений. (Один монолог Ипполита чего стоит!) Возможно, разница еще и в том, что "Ирония" не только комична, но и трагикомична. На мой взгляд, чистая комедия, как правило, проигрывает трагикомедии по уровню. Примеры трагикомедий из немецкого кино: "Мужчины" и "Никто меня не любит" режиссера Д. Дёррие.

Судить о наличии или отсутствии чувства юмора можно уже по тому, как человек понимает шутки, улавливает ли он комизм ситуации, может ли посмеяться над шуткой, направленной не только в чужой, но и в собственный адрес.
Все, связанное с юмором, более чем относительно. Фильм "Дневник Бриджит Джонс"- смешной и легкий на фоне книги, по которой он был снят, и выглядит недалеким и глупым.

Отсутствие или недостаток чувства юмора свидетельствует как о сниженном эмоциональном уровне (неприятие "простых" шуток как таковых), так и о недостаточном интеллектуальном развитии личности (неумение понять юмор ситуации, игру слов и т.п.). В первом случае человек "кривится", т.к. считает, что собеседник сказал глупость, во втором же часто подозревает в непонятой шутке издевку в свой адрес. В обоих случаях приходится исключить из общения любой намек на юмор - во избежание недопонимания. Что делает общение более напряженным. Ведь все же чувство юмора - замечательное чувство...

Констанция Волынская
Источник (внешка): http://www.mytests.ru/articles/877



«Спокойно! Я – русский клоун»
Маленький ребенок не может осознать и назвать, что у него болит. Если же он и может что-то понять, то часто уходит в своеобразное "психологическое убежище" и говорить об этом отказывается. Унылое душевное состояние тяжело больных детей никак не предрасполагает к выздоровлению. Поэтому психологи и работающие с тяжело больными волонтерами придумали, как помочь им успешно проходить курс лечения. Они с ними играют.
О своей жизни больничного клоуна нам рассказал Константин СЕДОВ, работающий при РДКБ - Российской детской клинической больнице, а также в Морозовской больнице и в Онкологическом центре на Каширском шоссе в качестве смехотерапевта.

Из автобиографии Константина на сайте Группы милосердия им.о.Александра Меня в РДКБ:

«Ты знаешь, кто нам нужен на букву К?» — спросила меня руководитель Группы милосердия, когда я впервые пришел в больничный храм и предложил свою помощь. Я начал судорожно думать: больше всего нужны, наверное, кредиторы — то есть спонсоры. Потом возникли слова «коллеги», «кровосдатчики» — но все это было неправильно. В итоге мне подсказали: нужны клоуны.

Я, честно говоря, растерялся. Для меня клоуны всегда ассоциировались с самым высшим уровнем актерского мастерства. Назвать себя клоуном и прийти к детям — это было очень страшным решением. Я боялся, что не смогу быть на уровне Славы Полунина, Пэтча Адамса, Жана Клода, Юрия Никулина и других великих клоунов. Дети — самые требовательные зрители. Я боялся, что не смогу их развеселить.
Но, несмотря ни на что, я пошел к детям. Бог помог мне встать на этот путь. У меня было огромное желание помочь людям, дать им чуточку смеха, подарить маленький кусочек улыбки.

На протяжении уже более полугода со мной к маленьким пациентам РДКБ приходят мои друзья и партнеры из театра ВШЭ — Саша и Полина Одинцовы, Марина Попова, Евгений Лаптев, Иван Матвеев, Василий Торкановский. Мы помногу раз посетили отделения иммунологии, реабилитации, неврологии, торакальное, генетики, травмы, абдоминальное, онкологии, общей гематологии, онкогематологии, ТКМ, гинекологии, челюстно-лицевое, микрохирургии сосудов, трансплантации почки, диабетологии.

Когда атмосфера больничных отделений заражается смехом, это заметно сказывается на физическом и психическом состоянии детей, помогает преодолеть страх перед медицинскими процедурами.
Исследования показывают: когда пациенты часто смеются и у них хорошее настроение, организм быстрее справляется с болезнью.
Поэтому в странах Западной Европы уже в течение 20 лет «лечебные клоуны» являются составной частью оздоровительных программ крупных больниц. В Австрии на данном поприще трудится около 40 человек. В Голландии собственным лечебным клоуном гордится чуть ли не каждая больница.

За прошедшие полгода врачи РДКБ привыкли к нам и принимают нас с радостью.
А Группа милосердия каждый месяц закупает для нас килограммы грима, ящики мыльных пузырей и мешки воздушных шариков…

- Константин, значит вы сначала были волонтером, а потом клоуном, или наоборот?
- Сначала был донором, потом волонтерам понадобился клоун. А у меня к тому времени был опыт театральной клоунады. Кто-то увидел мои фотографии в гриме и рассказал об этом в нашей группе милосердия имени о.Александра Меня. И я стал работать - сначала бесплатно, потом появились гранты. Так уже третий год.

- Как вас восприняли дети, когда вы впервые пришли к ним?
- В первый раз я сделал себе ужасный грим, такой, что мне самому стало страшно, когда увидел себя на фотографии. Но детям понравилось: они все абсолютно на мне повисли. Я показывал им какие-то одиночные номера, пантомиму. Не было ни фокусов, ни шариков – ничего не было. Пришел раскрашенный человек, ничего при себе нет, но дети уже начали улыбаться, радоваться. Энергию, которую они «аккумулируют» в больнице, они ее выплескивают на мне. В палатах только белые стены, а тут ты приходишь намазанный, и они уже улыбаются. Даже маленькие не боятся. А если что-то им еще и показываешь, по-доброму к ним подходишь, тогда полная истерика. В положительном смысле, конечно.

- Почему вы выбрали клоунаду?
- Я очень любил этот театральный стиль, и к тому же, клоунада – самый легкий подход к детям. В отличие от обычного взрослого человека, с которым ребенок может очень настороженно себя вести, клоуна он воспринимает как друга. Сначала я был клоуном-шоу. Я прихожу в отделения для тяжело больных детей приблизительно раз в две недели, и за полгода они видели меня десять-двенадцать раз, знают все мои фокусы, поэтому теперь я для них клоун Костя, клоун-друг. Мне приходиться постоянно как-то изворачиваться, придумывать новые номера. Однако дети в таких больницах – очень благодарные зрители, они прощают буквально все.

- Они узнают вас без грима?
- Узнают. Я не ставлю такую границу: актер в гриме – актер без грима. Есть клоуны, которые в жизни грустные, а по работе веселые, но я не такой. Может, я еще молодой, может, немного еще дурак, но я веселый и на работе и вне работы.

- А не бывало ли так, что вы уходили из палаты, а дети начинали скучать?
- Бывало. Приходил, на меня сыпались вопросы: «Ты не был неделю! Где ты был?» «Ну, в другом отделении». «Ладно, давай, весели, показывай фокусы!» Так что очень скучают. К хорошему быстро привыкают. Не скажу, что я какой-то особенный, но надо много клоунов хороших и разных. А пока что я один, и они ко мне привыкают.

- Как вы готовите номера? Продумываете их заранее? Или это импровизация?
- Полная импровизация. Я знаю, конечно, секрет общения. Сначала я знакомлюсь с детьми, с мамами, потому что во всех отделениях всегда есть новые люди. Потом я могу предложить спеть песенку, поиграть в игру на внимание. Провести какой-нибудь подвижный конкурс, если дети могут ходить, иначе - неподвижный. Загадки загадать, показать фокусы. У меня уходит минут сорок или час на отделение, которое собирается в холле. У всех остается на память шарик, а я иду в другое место. Если же это отделение боксированное, то иду к конкретному ребенку, сажусь, общаюсь. Если ребенок более-менее взрослый, снимаю нос. Я не ставлю себе цель быть клоуном везде и всегда. Если передо мной подросток, ему клоун не нужен, даже раздражает иногда. Может, я беру на себя роль психолога, но я просто его слушаю, пытаюсь общаться на его темы.

- Есть ли какие-нибудь различия между клоунадой на сцене и терапевтической клоунадой?
- Конечно. Клоунада на сцене подразумевает под собой зрителей, актерскую «четвертую стену». Там ты работаешь номер. Общение и конфликт могут быть между рыжим и белым клоуном, и только. А в больнице этой стены нет: ты приходишь к ребенку и общаешься с ним с глазу на глаз. Однако насколько я знаю, когда германские и швейцарские клоуны увидели, как работают наши восточно-европейские, они были в ужасе: «Как?! Вы так близко подходите к ребенку! Вы трогаете его за руку! Нам нельзя этого, у нас запрещено! Клоун не имеет право трогать ребенка ни за руку, ни за голову и вообще подходить к нему ближе, чем на метр».

- Почему?
- Потому что считается, что чужая биологическая флора вредна для больного ребенка, у которого слабый иммунитет. Там у них клоун работает на расстоянии трех-четырех метров, и то, что мне разрешено в России, это в Германии категорически запрещено. У меня полет фантазии не ограничен. Безусловно, я учитываю и катетеры, и то, что, если у ребенка гипоплазия, нехватка лейкоцитов, к нему лучше не заходить. И то я могу появиться на пороге палаты и дать ему шарик, обработанный спиртом. Но в основном, клоуна допускают даже в реанимацию. Я прихожу и спрашиваю врачей: «Есть клиенты?» А они уже знают, что клиенты – это дети старше двух лет, могут быть на аппарате, но в сознании. И если такие находятся, я иду к ним и помогаю им хоть на секундочку забыть о реанимации, хотя это и непросто.

- Есть ли какие-то специальные методы работы клоуна в больнице?
- Есть метод шокотерапии, который использует американский клоун Пэтч Адамс. Он говорит, что нужно ворваться в депрессивную атмосферу больницы, посмеяться над врачами, над мамочками, всех на уши поднять. В результате, дети в шоке, всем радостно, и вроде бы все нормально. Но это не подходит для менталитета российских детей. После того как Пэтч Адамс посетил российские больницы, мои дети неделю ходили в истерике. Я, заходя в палату, их с порога успокаивал: «Спокойно! Я – русский клоун». Конечно, шоковая терапия очень сильно запоминается, да и в своих американских клиниках Пэтч Адамс бывает редко, раз в месяц, в два месяца, потому что у него очень большая сфера деятельности. Поэтому ему нужен шок. И он еще работает со взрослыми. В этом случае, в самом деле, например в Онкоцентре на Каширском шоссе, серая тяжелая атмосфера. Взрослые все понимают, им клоун не нужен. А Адамс работает с престарелыми, в хосписах, он врывается в эту атмосферу и пытается ее прорвать. Я же хожу регулярно, общаюсь с детьми, хотя и не на равных, но как друг, поэтому я такую шоковую терапию не использую. Хотя иногда можно.

- А со взрослыми больными вы не работаете?
- Нет, это, наверное, высший пилотаж, потому что со взрослыми гораздо сложнее. Тут нужно понимать менталитет наших больных. В России это бабушки, которые родились в Советском союзе, и с их тяжелой судьбой, со сложной жизнью, маленькой пенсией клоун просто будет издевательством. Хотя, может, быть старики как дети, этого я не могу точно сказать. Мне еще страшновато идти к взрослым онкологическим больным.

- Как вы думаете, имеет ли смысл игра для взрослых?
- Имеет, безусловно. Для развития фантазии, для отвлечения от проблемы, хотя и ненадолго. Игра помогает человеку собрать силы в кулак и дальше он сам может справиться со своей бедой.

- Цель больничной клоунады – только поднять настроение?
- Нет, здесь много целей. Например, отвлечь от боли. Ребенок идет на болезненную пункцию или укол, его нужно отвлечь в тот момент, когда станет особенно больно. И ребенок не успеет почувствовать и заплакать. У меня был такой опыт. Есть у нас один малыш, который, когда ему делают укол, всегда кричит. И когда он смотрит на клоуна, который падает, корчит рожи, его колют, ребенок поворачивается, начинает плакать, а ему говорят: « Все, уже укололи. Опоздал».
Еще задача – заставить ребенка есть. Ему могли бы, конечно, поставить катетер и зонд, но это бы плохо повлияло на микрофлору кишечника. Для некоторых детей клоун не только раскрашенный дурак, а какой-то авторитет. Клоун – авторитет - странно, да? И вот когда ребенок не ест, он приходит и говорит: «Давай поедим вместе». Малыш говорит: «Ну… ну, давай». И начинает есть. У меня был однажды такой опыт, потом мне папа говорит: «Клоун, до этого ребенок не ел два месяца. Ты пришел, просто так пришел, ребенок начал есть».

- А вы, Константин, не пробовали учить ребенка не бояться больничных процедур?
- Есть такая программа – Доктор-кукла. Мне приходилось с ней работать. Там, Доктор-кукла ходит по палатам со шприцами, с медицинскими инструментами, и дети его лечат. При этом они лучше нас, волонтеров, знают все манипуляции: как ставить катетер, прижимать вену, вводить иглу. Они лечат куклу. Иногда и меня тоже. Есть у нас девочка Даша, которая делает мне уколы, ставит катетер. Я хожу полчаса по больнице, потом возвращаюсь, она снимает катетер, потом капельницу ставит. В этом плане происходит адаптация к медицинской агрессии через клоуна или куклу.

- Вы постоянно видите детей и тяжело больных, и, возможно, смертельно больных. Как вам веселиться и их веселить, осознавая это?
- Я не задумываюсь об этом. Первые полгода я переживал, а потом начал «работать ради живых», как бы это не было цинично. Клоун не имеет права плакать, огорчаться, расстраиваться. Это я могу делать вне больницы, как-то переварить все увиденное. Но на глазах у матерей я не имею права никакую грустную мину корчить. Иногда мне врачи говорят, что ребенок неизлечим. Сначала мне казалось, что ему нужно уделить больше внимания, и я больше с ним работал. Но потом понял: другие дети видят, что клоун приходит к этому ребенку чаще, и считают это неправильным. Дети многое не понимают, с ними важно общаться, как со здоровыми. И я так делаю. Иногда я даже не хочу узнавать, чем и как серьезно болен ребенок. Я спрашиваю только о тех детях, которые сами как-то заходят в душу, хотя я стараюсь никого не впускать. Чаще всего, это очень маленькие дети, по три-четыре годика. Вот они зашли в душу, сели и сидят.

- Приходилось ли вам общаться умирающими детьми? Как понять, уместны ли ваши шутки в конкретной ситуации или нет?
- В большинстве случаев уместны. Иногда мамы очень тяжело больных детей, которые буквально умрут через два-три дня, просят не заходить. Тогда я просто слушаюсь родителей, и не захожу. Иногда было так, что мама не хотела, а ребенок хотел поиграть со мной, и тогда я заходил тайком от мамы. Но тогда я знал, что можно, просто мама была какая-то странная, которая уже похоронила своего ребенка. Когда ребенок спит, не захожу. Когда у него большая температура, пытаюсь с ним пообщаться, отвлечь его хотя бы на какой-то момент. Подарить шарик я могу всегда.
Мне повезло, потому что пока не приходилось наблюдать за процессом умирания ребенка. Но однажды я общался с ребенком в отделении трансплантации костного мозга, и через день он умер. Так было раз пятнадцать-двадцать.

- Стоит ли детям говорить им о сокрой смерти? И этично ли врать ребенку о том, что он якобы поправится?
- Мне кажется, дети знают больше нас, и сами чувствуют приближающуюся смерть. Но мы же не боги, мы не знаем, когда ребенок умрет. Даже врачи не могут точно предсказать день, и тем более уж час. Одному ребенку дали две недели, а он прожил месяц. Все-таки разница большая.
А давать или не давать надежду – это философский вопрос. Вспоминается Лука из драмы «На дне» Горького. Я бы всегда давал надежду, потому что, что бы не говорили врачи, я верю в Бога и верю в чудо. И когда Господь ребенка забирает, чтобы он не мучался, то я тоже считаю это чудом. И поэтому я считаю, что надежду в любом случае надо питать, потому что никто, ни один врач в мире не угадывал, сколько больной еще проживет, даже до недели не угадывал.

- Нужно ли детям перед смертью думать над своей жизнью? И уместны ли в таком случае клоунские шутки?
- Я думаю, что младенцы наследуют Царство Божие, им беспокоиться о грехах нечего. Если же это подросток, то, конечно, нужно. Что касается шуток, то клоунада для смертельно больных детей – это облегчение земных страданий.

- Каждый ли может стать клоуном в больнице?
- Нет, не каждый. Я не говорю, что я уникальный, но, к сожалению, к нам в больницу приходит много людей, порой с нестандартной психикой и нестандартным эмоциональным восприятием, которые хотят работать с детьми, с сиротами. И приходится их отваживать. Что касается клоуна, то ему, с одной стороны, нужно любить детей, в общем, все могут сказать: «Я люблю детей». Иногда клоуну нужно уметь терпеть детей, иногда и воспитывать их. С другой – нужно быть человеком творческим. Конечно, «уси-пуси» - это хорошо, но надо еще знать технику клоунады, которой можно научиться. Но главное, при работе с тяжелобольными детьми нужно уметь защитить свою психику, чтобы завтра продолжать заниматься в другом отделении. Я учился этому приблизительно год. По тестам на «психологическое выгорание волонтера» у меня был очень высокий показатель, но после небольшого отдыха все пришло в норму.

- Какие у вас планы на жизнь? Считаете ли, что нашли свое призвание и можно остановиться в поиске?
- Я очень много об этом думал. Понятно, что клоунада не может продолжаться бесконечно. Это не может содержать мою семью, даже нас с мамой. Я хочу получить второе высшее образование детского психолога, чтобы работать в больнице с родителями и детьми и подрабатывать клоуном. Клоун-психолог – хороший был бы тандем.

Беседовала Софья ПУЧКОВА
Источник (внешка): http://www.miloserdie.ru/index.php?ss=2&s=15&id=6150